Лававорс. Глава 1. Часть 1/2

Лававорс. Глава 1. Часть 1/2

1.3

– Открой эту дверь сейчас же! – требовала Кареева, уже откровенно колотя преградившие путь доски, пренебрегая всеми правилами приличия и этикета. Но даже её выработанное титановое терпение дало трещины.

Девчонка, за которую несла ответственность она, Кареева Елена, соизволила не только пропускать занятия и общественные работы, но и вообще игнорировать всех, запершись у себя в комнате.

– Ким Лайга Диарра, открывай, иначе тебе же хуже будет! – повторила женщина, снова ударив по поверхности.

Кареева понимала, что девочке нужно время всё осознать и принять, но поведение Ким переходило все границы. Лайга и раньше была ребёнком с нестабильной психикой, и происшествие с сестрой могло окончательно её сломать. Единственная опора исчезла, теперь оставалось надеяться, что хотя бы одна из близнецов останется в живых.

– Говорят, её дня три уже вообще не видели, как и её сестру, – появилась из ниоткуда вездесущая прибрежница Хлоэ Мисариэль. Она выделила последнюю часть предложения унылой интонацией, дав понять, что известие о гибели Таэ разнеслись по Лававорсу.

Кареева прекрасно знала, что удивляться этому и не стоило. К долгому отсутствию сестёр Ким все ученики уже давно привыкли, а за каникулами вопрос о девочках среди учащихся даже не поднимался. Даже если о смерти ученицы, пусть и иагимсора[1] не рисковали говорить прямо, то слухи и предположения в качестве шуток уже разбежались.

В школе среди учеников давно установилась своя правящая каста, и вездесущая прибрежница имела к ней отношение – все слухи проходили именно через Мисариэль. Девочка больше известна из-за своего дружелюбия и любопытства, нежели статуса на родине. И эта заинтересованность во всём, что происходит вокруг, не скрыла от неё и произошедшего с близняшками Ким. Возможно, морская царевна хотела выяснить правда ли это, всё-таки она общалась с Таэ. Не будет ничего удивительного, если это покинуло пределы Лававорса, что сулит Школе большими неприятностями.

По какой именно причине Мисариэль решила появиться сейчас у дверей Ким, Елена не знала, хоть и оставалась вероятность, что та просто проходила мимо, а появилась так неожиданно благодаря особенностям старого общежития, ставшим своего рода достопримечательностью Лававорса. Стены имели ужасную привычку перемещаться по собственному усмотрению, появляясь и исчезая то там, то тут. Здание даже самостоятельно постепенно достраивается и растёт вверх, за последние два года у него появилось полноценный второй этаж и теперь частично третий нарастает, гуляя с одного края на другой.

Если другие двери комнат путешествовали по общежитию, то стена комнаты Ким намертво вросла, а вместе с ней и дверь, не желая никого впускать внутрь. Кареева никогда не была слабой в магии, но сейчас чувствовала себя бессильной и беспомощной перед заклинанием своей ученицы. Внутри учительницы властвовало неприятное ощущение, подкованное ещё присутствием Мисариэль. Подумать только, Кареева и все остальные всегда считали, что у Лайги ужасные способности в магии, а в этот раз девчонка очень старательно наложила заклинание. Её нежелание видеть кого-либо высказывалось яснее ясного. Либо же само здание решило помочь ей в этом.

Отчасти преподавательница понимала происходящее с девочкой. Для оборотня Лайга хорошо держалась, хотя извечные аллергии и трансформации не давали покоя ни физического, ни душевного. Таэ в этом вопросе повезло больше – она была значительно крепче, весь её мир не зацикливался только на сестре, дружила и с другими школьниками. А ещё Таэ имела контроль над своей сестрой, и без неё будет очень сложно заставить девчонку сделать хоть что-то.

Справиться с одним ребёнком-оборотнем сложно даже целой школе. Что происходило в семье, где два оборотня – даже представлять не хочется. Особенно, если эта участь упала на плечи матери-одиночки. С одной стороны, Елена прекрасно понимала, почему девочки оказались здесь, но, с другой, абсолютно нет. Лававорс – школа с военным уклоном, где основной упор идёт на подготовку будущих бойцов и их сподвижников. Военное дело, Законы, самозащита, медицинская помощь пострадавшему – обобщённые понятия, что приходится изучать школьникам. Да что уж говорить, при поступлении сюда подписываются соглашения, что во время обучения учащиеся могут получать травмы различной степени тяжести, способные привести как к недееспособности, так и к смерти. Даже несмотря на это, желающих отдать своих детей всегда много, да и многие ребята сами сюда рвутся. Кто-то приходит сюда лишь со средней школы, а кто-то попадает в начальную и с раннего возраста учится выживать самостоятельно.

Кареева многих помнила, какими они появились, и хорошо помнила пятилетних близняшек. Девочки не могли сказать, что их родительница их ненавидела, просто ей было тяжело. Большинство, что давало аллергию, вызывало у девочек превращение в крупных песцов. Летом это было серо-дымчатые лисицы, а зимой – белые. В прошлом их часто путали со зверем, но теперь уже ясно из-за размеров, что оборотни. Да и связь со зверем оказалась достаточно сильной, и в зависимости от сезона, у девочек менялся цвет волос. Объяснить это соседям вряд ли удастся, а раз девочки прокляты, значит, родители или их предки что-то совершили. А что именно, уже никто смотреть не хочет. Такие семьи зачастую становятся изгоями в обществе. Неудивительно, что глава семейства погиб на дуэли, причину которой никто не знал, а сама семья предпочитала думать и надеяться о защите чести своих близких. Тем более для девочек это очень важно. Как и вера в то, что мать старалась обеспечить им светлое будущее. С момента, как они попали сюда, они были неразлучны. Были…

Мысль опять неприятно споткнулась о смерти ученицы. Хоть Елена успела привязаться к обеим, обеих любила, но сейчас нельзя унывать. Во-первых, нужно помочь Лайге преодолеть смерть сестры, а во-вторых, по традициям нельзя долго лить слёзы – пусть умерший уйдёт спокойно.

– Учитель, открылось, – отвлекла Мисариэль, но если бы не она, то Елена даже не заметила бы, что дверь наконец-то поддалась.

Вестник не обманулся. Лайга и раньше часто садилась у окна и смотрела куда-то вдаль, ничего больше не слыша: ни звуков, ни вкусов, ни запахов. Даже если в этот момент кто-то попадал в комнату и попытался растормошить её, она никак не реагировала. Мир вокруг неё словно переставал существовать. Именно поэтому Таэ так ожесточённо работала над собой, чтобы защитить сестру. Иногда Кареевой казалось, что дружба с Сирен и Хлоэ тоже ради Лайги. Да вот только девчонка не так слаба, какой казалась – её сработавшая на славу магия запечатала комнату так, что даже наблюдатель мог лишь сквозь стекло подглядеть.

 

– Очнулась наконец-то? – спросила сидевшая рядом с подопечной учительница.

Лайга не могла разглядеть женщину, хоть и знала, как выглядит эта суровая преподавательница. Глаза школьницы оставались затуманенными, девочка пыталась сконцентрировать зрение, но не выходило, поэтому остальные чувства всё ещё были обострёнными. Ким знала, что учитель Кареева сидела с книгой, не так давно вышедшей из типографии. И ещё от женщины пахло цветочным шампунем, хозяйственным мылом и каким-то сладковатым запахом, похожим на духи. А где-то вдалеке играла музыка… Совсем тихо, но Лайга прекрасно слышала всё, даже шум, идущий вместе со звуком. Она слышала происходящее вокруг, настолько отчётливо, даже начало казаться, что она видит всё за счёт слуха и обоняния.

– Не дёргайся, иначе опять будут колотить вены, если игла выпадет, – сухо проговорила учитель Кареева, но потом в ней что-то переменилось, дав волю эмоциям: – Это же надо было настолько себя истощить! – Несказанно радовало одно – Лайге не хватило духа покончить жизнь самоубийством. Она словно тянула и ждала, когда же ей придут на помощь. Елене хотелось верить в это.

Девушка отвернулась от учительницы и попыталась сконцентрироваться на запахе, но и этого не вышло.

– Зря стараешься, – отозвалась женщина, заметив попытки своей подопечной вновь вырваться из реальности. Она глубоко вдохнула и с шумным выдохом перелистнула страницу. – С этого дня ты под пристальным наблюдением и с браслетом. О боги, ведь с вами никогда не было проблем! Лайга, пойми, Таэ защищала тебя, а ты глупо транжиришь свою жизнь!

– Это эгоистично, – тихонько проговорила девушка. Оказалось, что даже на это у неё не осталось сил.

– Вот что сейчас эгоистично, так это отправляться вслед за ней на погребальный костёр, – вздохнула Елена.

 

***

Кассандра не успела даже толком приступить к учёбе, всё ещё не вернувшись в привычный школьный режим после каникул, как уже пришло письмо от ряйки[2] и братишки. Всего лишь кусок бумаги, а уже выбил из колеи, вызывая жуткое желание всё бросить и вернуться домой. Кусок бумаги, пропитанный теплом и запахом дома. Девушка ещё раз пробежалась глазами по изящному каллиграфическому почерку ряйки и корявому, с трудом дающимся, брата. Казалось, что каждая линия обнимала её, ласкала и успокаивала, но в то же время сильно расстраивала иллюзиями. А ведь просила не писать так быстро или хотя бы задержать отправку…

Она поднялась из-за стола, прижимая к себе письмо, прошлась немного по комнате. Вот только желание вернуться домой никак не хотело отпускать. Казалось, что ещё чуть-чуть, и тело впитает письмо, примет его, как вода принимает камень. Дошла до двери, обратно, вернулась к окну, откидывая шторы в сторону. Вздрогнул цветок или просто колыхнулся из-за резких движений, уже не было значения. Его запах и просто его присутствие рядом успокаивали.

Маленький, не имеющий возможности показать себя во всей красе, ограниченный горшочком и заклинаниями. Совсем как она.

Металлические браслеты ударились друг о друга, когда Кассандра потянулась за графином с водой. Звон этих побрякушек был для неё тем же, что для её саженца заклинание, окутавшее подоконник. Вот только как он само относился к своим мизерным границам? Кассандра давно привыкла к тяжести в запястьях и тихому звону, что даже не уже не испытывала никаких эмоций на этот счёт. Прошли злость, обида, разочарование и унижение. Свыклась, смирилась.

Да и некогда здесь особо заниматься самобичеванием или обвинять других. Кассандра сама решила поступить в Лававорс, забросив учёбу в Долинской Школы Магии. Целителем ей не быть и тратить время на подобную ерунду нет никакого смысла. Да и хотелось побыть с мамой, хотя та уже не узнавала ни её, ни братишку, ни ряйку. Рассчитывать на помощь Мари не приходилось: с рождения Мики вовсе перестала появляться на пороге дома. Хотя, она никогда не признавала семью Кяши своей и на отрез отказалась входить в неё, обвиняя их всех в смерти папы. По крайней мере, так говорил ряйка: Кассандра смутно помнила, а не доверять ряйке у неё не было поводов. Хотя запах цветка всё же был из того прошлого, в котором родители ещё были живы, и той старой деревни, окружённой зарослями гибельки.

Высокие заросли, которые, наверное, можно сравнить с тростником, хотя Кассандра не была в этом уверена. Она знала лишь одно, что это растение со страшным названием имело очень красивые и нежные розовые цветки, так похожие на лилии. И аромат, дурманящий и манящий.

Может этот вкусный запах и лишил их семью всего. Кассандра не знала наверняка, не помнила ничего сама. Порой казалось, что даже те мелкие обрывки продиктованы громкими новостными статьями, записями журналистов и исследователей. Всё, что она знала, что всё началось с неё, с Кассандры, угодившей в смертельные заросли, но почему-то выжившей, а вот отец умер, пока вытаскивал оттуда. Потом сдало здоровье мамы. Может, это не растение отняло их жизни, а она сама. Именно поэтому Мари ненавидела её. Именно поэтому Мики слаб, ведь маме не хватило сил даже родить его самой.

Внутри отдало болью, сжало в груди.

– Как же вы не любите это, – прошептала Кассандра, тихонько сжимая лепесток кончиками пальцев. Она наконец-то положила письмо в сторону, и подтянулась. – Потерпите до тренировки, я же вас терплю, – ухмыльнулась и направилась обратно к конспектам.

Надо успеть выполнить все задания, а она даже реферат всё ещё не дописала, хотя столько времени провела в библиотеке. Если не закончит до тренировок, то точно не закончит. Ещё пара предупреждений и придётся лишится своей должности старосты в общежитии, что запросто вернёт её к грязной работе, которую без стеснения и конца будут подкидывать обозлённые соседки. Пока же ей просто нужно следить, чтобы девочки вовремя вставали и держали свои комнаты в порядке, не говоря уже о том, чтобы поддерживали чистоту и в общественных местах общежития, да не нарушали порядки поведения. Это куда проще, чем опять часами торчать в прачечной, мучаясь с трудно выводимыми пятнами при стирке, а потом ещё и гладить всю кучу, чтобы без единой неположенной складочки. Грязные манжеты и воротники снились в кошмарах.

Хотя не меньше в них снилась неугомонная соседка, вечно тараторящая о всех слухах, которые довелось собрать по Школе. Кто-то зло подшутил, когда в комнату подселил главную сплетницу Хлоэ Мисариэль. Был ли расчёт на её характер, но Миса оказалась единственной, кто смог ужиться с Кассандрой, напрочь игнорируя фамилию и семью своей соседки, не говоря уже о нелюдимом характере. Каждый раз, когда прибрежница врывалась в жизнь, словно цунами на берег, Кассандра жалела, что не послушалась ряйку и не согласилась на домашнее обучение. Или согласиться на съём жилья, как это было в Долине. Но нет, захотелось самостоятельности: Кассандра объявила о своём решении поступать в Лававорс, учиться наравне со сверстниками (что не так просто, после пропуска пары лет учёбы) и жить в общежитии на стипендию, которую она обязательно будет получать.

Вот и приходится сидеть усердно над учебниками между изнуряющими тренировками, а между всем этим терпеть Мису с её выходками. Хотя стоило признать, что выходки прибрежницы были сущей ерундой, если вспомнить, что пришлось пережить на первом году обучения.

Не быть целителем, но носить фамилию Даркфлауэрс – позёрство. Быть приёмышем в семье Кяши – пижонство. Перейти из Долинской Школы Магии – апломб. Дистанция из-за своей детской известности – высокомерие и рисовка. Никто.

Нет, не никто, а ничтожество. Вот и соответствующая ничтожеству работа: чистка туалетов, мойка грязной и жирной посуды, стирка одежды и белья с трудно выводимыми пятнами, работа с мусором. Нет смысла оставлять воду в душевой и бане для неё лично. Оставлять негашёным свет тоже не заслужила. Не было ничего удивительного и в том, что её неоднократно закрывали в душевой, кладовке.

Испорченная еда тоже стала нормой. Прокисшая хотя бы не кишела червями. Крысы, мыши, насекомые и пауки стали чуть ли не постоянными соседями что при дежурстве, что в постели. Кассандра успела запомнить всех неядовитых змей в округе.

Прекратилось всё это резко, правда, Кассандра так и не могла вспомнить, что же стало причиной. В какой-то момент из-за какого-то события она дала волю эмоциям. С тех пор стены общежития стали жить собственной жизнью. И если пару минут назад здесь был ещё поворот, то теперь можно уткнуться в глухую стену. Если вечером твоя дверь находилась напротив туалета, то утром надо удостовериться, а не шагать сразу, особенно если не на первом этаже: всегда был шанс вывалиться во двор. На тот момент самой худшей частью наказания стали ограничительные браслеты, сейчас же Кассандра беспокоилась, что на самом деле общежитие умирает вслед за своим хранителем. Никто из преподавателей не подтверждал её опасений, но никто и не отрицал.

А недавно обнаружили её сад на подоконнике. Чудом удалось убедить, что это для исследований, да и травовед пошёл на встречу, признав, что как-то сам в аудитории заикнулся о выращивании гибельки в домашних условиях и влияния её на жилое помещение.

Не говоря о том, что первый год обучения в средней школе был сам по себе наказанием, благодаря старшеклассникам. Они изрядно изводили первогодок, отсеивая поступивших в среднюю школу Лававорса, особенно из-за его пределов: изнуряющие зарядки, назначения дежурства, подъём в тихий час, наказания за нарушения порядков в целом и в каких-то мелких моментах. Если кто из первогодок сопротивлялся системе, нарушал дисциплину, то наказать могли не только провинившегося, но и весь поток, а если не помогало и это, то его изолировали, запрещая не то, что общение, но и реагирование на существование. Первые два года средней школы – жёсткий отбор.

Кассандра вздрогнула из-за удара двери о стену.

– Ты слышала, что наших оборотней побили на практике? – влетела в комнату Миса.

– Тут каждый день кого-то бьют, – раздражённо ответила Кассандра, глядя на испорченный лист – соскользнувшая рука прорисовала длинную линию, да ещё и размазала невысохнувшие записи. – Почему ты всегда появляешься именно тогда, когда я пишу на чистовую?

– Не так выразилась. Одна из близняшек мертва. Ким Таэ Диарра не вернулась с задания, – не унималась Миса.

– Все когда-то умирают, – вздохнула Кассандра, принявшись заново переписывать лист. Металлическое перо сильно продавливало бумагу, царапало, чуть ли не рвало.

 

***

Куча рекомендаций и наставлений: что и как делать, куда обращаться в случае чего и прочее-прочее. Казалось, что их не готовы выписать, а делают это только из-за вездесущей Евы, уже успевшей прибрать к рукам всё, что не было приколочено. Пластыри, лекарства, мелкие столовые приборы, украшения медперсонала и пациентов. Сумка, которую ей дали, была набита всякой ерундой, словно собранной по принципу: возьму всё, а дома решу нужно ли. Может, ей уже и четырнадцать, но ума и на пять лет не тянет.

С возвращением их духов-хранителей, стала и того несноснее. Казалось, что девчонка в жизни не была бы так счастлива, если Асакура Хао добился своего. Хотя в какой-то степени Борис мог понять это: Ева примкнула к ним от силы год назад, а Каллисту знала с самого девства. Её целью было выжить, а в мире людей или в мире шаманов – не имело значения. Борис же не испытывал и толики радости при встрече с Блаумро, скорее это его даже расстроило. Напоминание о родителях? Напоминание о разочаровании в людях? Напоминание об Асакуре Хао и Жанне с её фанатичными X-Laws? Напоминание о собственной смерти? Да нет, это скорее понимание, которое он принял спокойно даже для самого себя. Нет, что-то другое. Что-то, что он пока не может вспомнить, но что-то очень важное для него.

Иногда Борис был даже рад тем лекциям, куда заставляли ходить всех пациентов больницы. Все эти законы, порядки и традиции хотя бы немного позволяли отвлечься от собственных тревог и получить некоторое представление о мире. Правда, пока Борис не был уверен, что он особо отличается: не убивай, не кради, будь вежлив и почтителен – стандартный набор. Даже выдали документы. Вот только казалось, что всё это делалось в спешке. Словно многих пациентов (особенно их, Бориса и Еву) старались отправить восвояси как можно быстрее.

– Раз Каллиста и Блаумро здесь, то это не загробный мир, – повторяла Ева, как заведённая несколько дней подряд. – Значит, нас здесь могут убить, – вдруг сообразила она и без предупреждения призвала Каллисту в качестве кинжала и начала нелепо размахивать им.

Медсестра, помогавшая сложить их скромные пожитки, испугалась и отпрянула от девочки, причитая, что это больница, а не место битвы. Кажется, она не могла разглядеть призрачное оружие и отпрянула больше интуитивно, беспокоясь уже за свою душу, а не тело. Хотя и в том, что она видит Каллисту с Блаумро, Борис тоже сомневался. Вот только в воздухе повисло напряжение, ощущение наблюдения стало ещё более сильным и давящем, что даже Ева наконец-то ощутила это и начала оглядываться.

– Эй, рыжая, – появился в дверях молодой человек. Он по-хозяйски навалился на косяк и скрестил руки. Хоть глаза, как и при каждой встрече, были скрыты за чёлкой, но пристальный взгляд ощущался всем телом. То самое гнетущее ощущение наблюдения, которое было здесь с самого начала и усилившееся из-за проделок Евы. – Не прекратишь свои штучки – окажешься в колонии для исправления, а не в школе. То, что ты новоприбывшая, не значит, что тебе будут всё спускать с рук. Вы всё-таки в Лававорс? – он повернул голову в сторону Бориса и на кивок протянул письмо. – Передайте библиотекарю, Насте.

– Как ты только видишь что-то за такой чёлкой? – оказалась рядом с ним Ева и попыталась откинуть волосы с лица, но тут же была остановлена крепкой хваткой. – Отпусти, больно же!

– Вас сопроводят до вокзала, на перроне тоже встретят и сопроводят до Лававорса, – не обращая на трепыхания девчонки, продолжал тот. – Проблем не возникнет, если не выкинете ничего подобного по дороге. Рекомендую не задерживаться на выходе из города и следовать предписаниям врачей, – он наконец-то отпустил девчонку, лениво отрываясь от косяка, – не говоря о том, что не следует нарушать порядки, – и посеменил из палаты.

Медсестра растерянно посмотрела тому вслед. Она настолько невнятно бубнила свои ворчания, что понять её было невозможно. Да и судя по всему, этого не требовалось. Вскоре медсестра опомнилась и начала поторапливать, чтобы успели на первый поезд. Он отправится до того, как солнце будет в зените. А на солнце Борис не горел желанием выходить: кожу оно всё-таки обжигает довольно-таки сильно, особенно полуденное. Выданные одежда с длинными рукавами и капюшоном и солнцезащитный крем не внушали уверенности из-за появившейся привычки Евы постоянно дёргать его. Даже шторы в карете не утешали – Ева пялилась в окно, то и дело пытаясь привлечь внимание Бориса к улице. Её приводило в восторг всё, даже лифт, на котором пришлось спускаться с города на землю, опять дорога до вокзала.

Если так будет продолжаться, то их и действительно высадят, а каким образом тогда добираться до студенческого городка? Испытать то, что пришлось другим шаманам во время поисков деревни Патчей? В его нынешнем состоянии это далеко не лучшая затея.

Казалось, что даже поезд трепетал от поведения Евы.

– Прекрати паясничать! – взорвался Борис, когда девчонка потащила его за новый плащ куда-то вглубь вагона, причём опять схватила так, что слетевший капюшон подставил кожу глядящему в окно солнцу.

– Извини, – взвыла девушка, засуетившись из-за небольшого покраснения на щеке, уже скрывшегося за материей.

Найдя в своей сумке лейкопластырь, Ева на совесть залепила им половину лица Бориса. Теперь ему ожоги точно не угрожали под таким слоем липкой ткани и пропитками для обезвреживания и заживления. Девчонка явно переусердствовала, но поднимать шум из ничего уже не хотелось, тем более Борис до сих пор чувствовал усталость, особенно днём. Сейчас бы он с большим удовольствием поспал, но за этим бездумным ребёнком нужен был глаз да глаз, а лучше их ещё пар двадцать.

Духи-хранители наблюдали за всем с каким-то умилением, понимая, что у Бориса сейчас нет никаких сил, чтобы выпороть неугомонную спутницу. Её гиперактивность доставляла множество проблем, но в больнице лишь разводили руками: сказывается стресс, да и возраст у девушки такой, что ей просто-напросто нужно время, чтобы прийти в себя. Но, с другой стороны, когда она придёт в себя, то проблем будет меньше, но вот сами проблемы станут значительно больше – девчонка начнёт действовать масштабно. Всё же без Канны она неуправляема.

Спокойнее стало только после того, как Ева измотала себя состязаниями в способностях с детьми. Она хвасталась умением преобразовывать Каллисту в любой вид оружия, но это отнимало у неё много сил, поэтому обычно больше одной-двух атак юная шаманка не выдерживала. Да и нападение должно быть молниеносным, иначе урон значительно падает. И всё же она была частью команды, из жизни которой теперь они оба выпали.

Ева дремала, навалившись на плечо Бориса, ворча во сне каждый раз, когда он шевелился. Тело затекало от неудобной позы. Примелькавшиеся поля да леса за окном порядком приелись, в вагоне наступила тишина, словно все решили воспользоваться моментом и отдохнуть, в итоге и сам Борис кое-как раскрыл глаза, когда проводник сообщил, что вскоре их остановка и лучше бы уже начать собираться на выход, чем потом суетиться.

 

Примечания:

  • [1] Житель Хомагиума, которого продали родственники (опекуны), или же сами себя, будучи совершеннолетними. Их нельзя назвать рабами, скорее слугами без права увольнения до возмещения всех убытков (покупки и содержания) за исключением нарушения договора или прав и защит иагимсоров, прописанных законами.
  • [2] Обращение, часто используемое детьми в адрес мужчин, заменивших отца в вопросах воспитания и становления. Может использоваться к старшему брату, отчиму или к любому другому мужчине, активно участвовавшем в жизни ребёнка.

 

Продолжение>>

Лилиадна

Оставьте свое сообщение